ИНТЕРВЬЮ С ДЕННИСОМ КРЭДДОКОМ

 (АВГУСТ 2003)

 

Пожалуйста, расскажите немного о себе, где Вы родились, как стали военным моряком?

 

Я родился в Лондоне в 1921 году. Когда мне было 15 лет, наступила депрессия, стало совсем плохо с работой. В конце концов, в начале 1939 года я  пошел служить на флот юнгой. Я прослужил на флоте всю войну на различных театрах военных действий и, в определенный период времени, – в составе конвоев, направлявшихся в Россию.

 

Кроме русских конвоев я участвовал в походах в Южную Атлантику и на Средиземноморье. Одним из кораблей, на которых я служил, был крейсер Sheffild, участвовавший в эскорте арктических конвоев с самого начала их проводки. В 1942 году на обратном пути из Мурманска мы подорвлись на мине у берегов Исландии, но сумели удержать корабль на плаву. Со временем крейсер вернулся в Англию для ремонта, и меня перевели на другой корабль – крейсер Ajax. Этот корабль отправился на Средиземноморский театр.  Там мы опять получили повреждения у берегов Северной Африки, и меня перевели на другой крейсер – Dido.

 

После похода на Средиземноморье и службы в составе мальтийских конвоев мы вернулись в Англию. Нас вновь направили на проводку арктических конвоев, и мы приняли участие во многих из них. Мы также присутствовали при церемонии капитуляции немецкого флота в Копенгагене.

     

Пожалуйста, расскажите о Ваших чувствах по отношению к Германии в начале войны.  Были ли у Вас какие-то антинацистские чувства  или только желание защитить свою страну?

 

Это было давно... Все зависит от возраста: когда ты молод, то мало понимаешь, что происходит вокруг. До меня доносились слухи, я читал газеты, но я не думаю, что у меня были какие-то особенные чувства по отношению к Германии и немцам. Определенно, когда я уже был на службе, нам говорили, что война вот-вот будет объявлена. Очевидно, что моим долгом военнослужащего была защита моей страны – я служил на флоте, это было моей работой, и это все, чем я интересовался. Ну а что касается каких-то личных чувств, то они усиливались по мере того, как шла война. Мой город – Лондон – был сильно разбомблен, от этого у любого человека появится враждебное отношение к противнику и одно желание – уничтожить его.

 

Первоначально Англия не была атакована Германией. Англия объявила войну Германии из-за немецкого вторжения в Польшу. Было ли решение британского правительства вступить в войну абсолютно правильным?

 

Да, я в этом не сомневаюсь. Как только война началась, моим единственным желанием стало ее успешное завершение.

 

Пожалуйста, расскажите подробнее о том, что Вы думали о России до войны, затем во время существования пакта между Гитлером и Сталиным и после немецкого вторжения в Россию? Как это менялось во время войны?

 

Я знал очень мало о России до войны -  только то, что читал в книгах или прессе. У меня было представление о том, что это страна, где тяжело живется, и в которой жесткий режим. У нас не было опыта общения с русскими или знания русской жизни – было только то, чему нас учили в школе.

 

Значит, Вам привили в какой-то степени антикоммунистическое восприятие России...

 

Да, и когда я был молод, у меня было представление о России как о стране, где холодно и все покрыто снегом, что оказалось правдой, когда я побывал в Мурманске (Деннис смеется – ВК). В то время мы мало путешествовали и мало знали о других странах и народах.

 

Вы упомянули пакт между Сталиным и Гитлером. Он вызвал некоторую озабоченность и определенные страхи в смысле возможных последствий. После того, как Гитлер вторгся в Россию, все подумали: «Они должны быть теперь на нашей стороне, у нас есть поддержка.» Полагаю, это было в повестке дня, и это то, что мы тогда, по-видимому, чувствовали.

 

На каких судах Вы служили? Какой была Ваша должность?

 

Я служил на крейсерах, был юнгой на «Шеффилде» и оставался на нем до 1942 года. По профессии я был электриком, и в мои обязанности входило техобслуживание орудий, радиосвязи, торпедных аппаратов. Я также стал «экспертом» по подрывному делу (Деннис смеется – ВК).

 

Во время норвежской кампании мы высадили войска на берег, но они настолько уступали противнику в численности, что не смогли долго продержаться, и нас послали помочь им эвакуироваться. Мы сошли на берег, чтобы помочь им в отступлении. Я должен был подорвать два моста. Я помню, что это было зимой, выпало много снега, и выиграть войну, барахтаясь в снегу, было делом безнадежным. Мы были плохо экипированы, и я до сих пор помню маленьких детей, скользящих вокруг нас на лыжах, в том время как мы утопали в снегу.

 

В то время очень активны были квислинговцы. Мы на время расположились в здании школы и как-то собрались вскипятить чаю или кофе, и тут подошла молодая девушка с ведром козьего молока. Мы подумали, что будет здорово выпить чая с молоком, поставили ведро на огонь и начали кипятить его, но появился офицер-медик и спросил: «Что у вас здесь?» - «Молоко.»  - «В нем полно мышьяка,» - сказал он, сумев почувствовать его запах.

 

Значит, они попытались вас отравить?

 

Да.

 

Каково было отношение к вам норвежцев в целом? Было ли оно враждебным?

 

Нет-нет. Они были настроены дружелюбно, но квислинговские элементы, а эта девушка была из их среды, вредили нам при любой возможности …

 

Посещали ли Вы СССР во время войны? Встречались ли вы с русскими и какими были Ваши отношения с ними?

 

Я единственный раз ступил на русскую землю, когда мы заправлялись в Мурманске. Любые контакты были очень ограниченными. Я полагаю, это был период подозрительности между русскими и нами, так как Второй фронт в Европе еще не был открыт. Думаю, что у них было чувство обиды – они считали, что мы сделали недостаточно. Я могу понять их чувства: против них воевала основная масса немцев, и им крепко доставалось от них, могло показаться, что мы привели всего лишь несколько кораблей, а они надеялись получить поддержку на суше. Опять же, все зависело от того, что им говорили – то же самое, что и в случае с нами. На низком уровне (иерархии – ВК) вы можете сформировать свое мнение только на основе того, что вам говорят. Иногда получаемая информация очень выборочная. Но у нас не было проблем с людьми, которых мы встречали.

 

Был ли у Вас шанс поговорить с русскими?          

 

Нет. Смешно, но, главным образом, мы контактировали с людьми с воспомогательного судна. Большая часть команды состояла из женщин! На самом деле, мы были испуганы, так как это были крупные женщины с вот такими мускулами (Деннис показывает размер мускулов и смеется – ВК).

 

Был ли у Вас или у кого-либо из Ваших приятелей шанс близко пообщаться с русскими женщинами?

 

Нет, в сущности нет.

 

А женщины проявляли интерес к Вам?

 

Нет, мы провели не берегу очень мало времени. Просто никаких шансов не было.

 

Значит, единственным шансом пообщаться с русскими был контакт с теми женщинами?

 

Нам разрешили сойти на берег и ознакомиться с местностью, но, я полагаю, существовала атмосфера подозрительности, и им запретили близкое общение с нами. Это вполне понятно.

 

А потом, когда вы служили на Dido?

 

Нет. Мы останавливались однажды на пару дней для заправки, вот и все.

 

(Деннис показывает фотографии – ВК):

 

Эти фотографии были сняты в День Победы, когда мы пришли в Копенгаген, чтобы принять капитуляцию немецкого Северного флота. Это старшие немецкие офицеры на палубе крейсера «Принц Ойген», здесь они поднимаются на борт Dido для подписания капитуляции. Когда мы были там, нас посетил и генерал Монтгомери.

 

Когда мы пришли (в Данию – ВК), мы оказались первыми из союзников в Копенгагене, и нам дали задание очистить город от остававшихся в нем немцев – чисто полицейская акция. Мы присоединились к местной группе Сопротивления, и нас приставили к ее лидеру. Лидер оказался женщиной! Она была газетным репортером и лидером группы Сопротивления. Мы ходили с ней по городу в поисках квислинговцев. Она была безжалостной и расстреляла многих из них...

 

И вы видели это?

 

Да. Она убила многих. Вот она на фотографии...

 

Это фотография, снятая во время арктических конвоев – обычный морозный день. Этот парень скалывает лед.

 

Бен Титеридж показывал мне фото, на которых лед смывали паром из машинного отделения. Так Вы тоже скалывали лед?

 

О да. А вот фото, на которых показаны повреждения, вызванные волнами...

 

Это фото, снятое во время конфликта в Испании. Мы забирали беженцев и увозили их в Гибралтар. Вот видите, мы разместили флаг на крыше орудийной башни, чтобы они (бомбардировщики воюющих сторон – ВК) знали, кто мы. Эти фотографии сняты, в основном, на Средиземноморье во время конвойной службы. Это воздушные атаки итальянских ВВС – ковровая бомбежка с большой высоты. Это все небольшие промахи. Вот это немецкое транспортное судно, которое мы потопили в Северной Атлантике, а здесь мы подбираем спасшихся.

 

Была ли у Вас возможность пообщаться с теми немцами?

 

Нет. Но мы обращались с ними хорошо, похоронили погибших. С ними не было проблем.

 

Это фото «Шеффилда», снятое с другого корабля, а это – всплески от снарядов с итальянских судов. Видите, совсем небольшие недолеты. Это я работаю (Деннис на фото лежит под подвешенной торпедой и ремонтирует ее – ВК). А это след от куска шрапнели с «Бисмарка», просвистевшего рядом с моим ухом (Деннис показал фото крупной пробоины на мачте – ВК).

 

Какой день или эпизод войны запомнился Вам больше всего? Пожалуйста, расскажите о нем.

 

Мы базировались в Гибралтаре, прикрывая средиземноморские конвои, и получили известия о том, что «Бисмарк» вышел в Атлантику и только что потопил «Худ». Тогда нас отправили из Гибралтара на перекрытие «Бисмарку» отходного пути в Южную Атлантику. Когда мы покинули Гибралтар, мы были в 3000 миль от «Бисмарка». Через три дня были в 3000 метров от него, преследуя его в очень плохих погодных условиях, чтобы оставаться в контакте до подхода основных сил. Мы попали в сильную метель. Когда мы вышли из нее, «Бисмарк» оказался напротив нас, повернутый бортом в нашу сторону. С расстояния 3-4 тысячи метров он открыл огонь из главного калибра. Из шести снарядов 4 упало близ правого борта и 2 – близ левого на расстоянии около 200 метров. Верхнюю палубу корабля осыпало шрапнелью. Пара человек погибла, но серьезных повреждений не было. Шрапнельный осколок пролетел рядом с моим ухом.

 

Поразительной частью этой истории является то, что в сопровождении «Бисмарка» был «Принц Ойген», который очень походил на наш «Шеффилд». Самолеты с авианосца были брошены в атаку на «Бисмарк». Из-за плохой погоды они приняли нас за «Бисмарк» и выпустили по нам шесть торпед. По счастью, торпеды предназначались для линкора, и глубина их погружения была такова, что они прошли под нами!

 

Значит, они стреляли точно? Я читал, что они едва не попали в цель, но, оказывается, они прошли под «Шеффилдом»? И вы видели это?

 

О да.

 

Страшно было?

 

Конечно, вы бы слышали, что сказал об этом капитан! Все возможные в мире ругательства. Это были самолеты «Сордфиш». Одному Богу известно, как они умудрились подняться в воздух в такую погоду...

 

Было ли страшно на протяжении всей погони за «Бисмарком»? Ведь это был крупнейший в мире боевой корабль...

 

О да. Мы знали, что у него была отличная конструкция. Их подвела плохая подготовка экипажа. У них не было опыта плавания и ведения боя в плохую погоду. Но это не помешало им нанести удачный удар по «Худу». Мы уважали их за умение строить корабли, но опыта у них не было. Другое дело – их подводные лодки. А надводные корабли они редко выводили в море для обучения экипажей, и у нас в этом было преимущество.

 

Я также хорошо помню День Победы в Европе. Мы шли в Копенгаген и подорвались на мине, два человека погибли. Это было трагедией – пережить войну и погибнуть...

 

Я также служил на крейсере Ajax, но всего лишь месяц. После перевода на Ajax мы ушли на Средиземное море для защиты одной из гаваней от воздушных атак. Мы были всего лишь в часе лета от Сицилии, и, конечно, немцы летали над нами 24 часа в день – на Штуках.

 

Насколько это было страшным? Для многих людей атаки Штук были самым ужасным опытом на войне...

 

Точно. Как-то они прилетели и, верите или нет, одна бомба попала в трубу и взорвалась в котельном отделении внизу. Мы сели на грунт прямо в гавани. Вы бы не заметили никаких повреждений. После этого мы три недели пытались поднять корабль со дна. Так или иначе, мы вновь вышли в море, и нас отбуксировали в Алжир, откуда корабль должны были отправить в Америку на ремонт. Это было бы здорово – провести шесть месяцев в Америке. Мы ожидали отплытия, но в Алжир пришел крейсер Didо, а на нем не хватало электрика. Так меня перевели на Dido. Мы вернулись в ту самую бухту, где потопили Ajax.

 

Мы прошли всю Североафриканскую кампанию, высаживали диверсантов. Как-то мы высадили группу на побережье Южной Франции.Они были из Иностранного Легиона и должны были вывести из строя береговые батареи перед вторжением.

 

Франция вышла из войны и капитулировала перед немцами. Что вы тогда думали о французвх? Было ли у Вас чувство обиды?

 

Да, было много анти-французских и анти-бельгийских чувств. Они сдались слишком рано. Было много [антифранцузских] чувств даже после войны, и я не думаю, что многие британцы простили их.

 

И это несмотря на то, что многие французы сражались бок о бок с британцами в Палестине и Северной Африке еще до высадки союзников в Алжире?

 

О да, и даже сейчас в Англии сохранилось некоторое чувство обиды.

 

А что насчет американцев?

 

Мы работали с ними бок о бок во многих конвоях и отлично сотрудничали. Мы завидовали условиям на их кораблях, тому, как у них заботились об экипажах. Но мы побаивались находиться с их кораблями слишком близко, так как они слишком легко «нажимали на курок» (Деннис смеется – ВК). Они открывали огонь по любому поводу. Мы, вероятно, получили больше повреждений от них, чем от противника в то время. Если с радара сообщали, что появился самолет в двадцати милях, они начинали палить даже из стрелкового оружия - закрывали глаза и нажимали на курок, поворачивая орудия во все стороны.

 

Ну а вы получали повреждения от их огня?

 

О да. Эти ребята были ужасны.

 

Был ли у Вас шанс пообщаться с американцами на берегу?

 

Да. Конечно. Было нормальное соперничество, иногда легкие потасовки в барах. Довольно смешно, но у нас были частые стычки с австралийцами, но ничего серьезного.

 

Я думаю, вы читали книги «Жестокое Море» и «Корабль Его Величества «Улисс»». Понравились ли они Вам, и насколько они показались реалистичными?

 

Я нахожу эти книги довольно реалистичными.

 

Не было ли в них преувеличений, особенно, в «Улиссе» об условиях на судах в период арктических конвоев?

 

Да, были. Я также помню, что в фильме «Жестокое Море» они, казалось, все время были одеты в свою лучшую униформу. Немного смешно.

 

Еще вопрос. Что вы думаете по поводу ситуации, когда немецкая подводная лодка была атакована глубинными бомбами, и в воде были убиты моряки с потопленных союзных судов? Было ли это оправдано?

 

Да, я полагаю, что это было оправдано для того времени. Опять же, на войне возникают ситуации, которые невозможно предусмотреть. В случившемся не было ничего необычного, как не было ничего необычного в том, что немецкие летчики расстреливали оказавшихся в воде моряков с потопленных транспортов.

 

Вы были свидетелем этого?

 

Нет, но это задокументировано.

 

Пожалуйста, расскажите о войне то, что Вы считаете нужным?

 

На войне нет правил. Ваша задача – уничтожить врага. Это так – убей или убьют тебя. На море видишь врага нечасто по сравнению с войной на суше. Мы убивали людей на расстоянии.

 

Я добровольно пошел на службу в совсем юном возрасте. Мы знали, что скоро будет война. Затем набираешься опыта и вырабатываешь свое собственное мнение. Нам говорили, что делать, и мы делали это. И я могу честно сказать, что в то время я ничего не чувствовал по отношению к людям, которых мы убивали. Мы обстреливали побережье и тому подобное... Мы нанесли большой ущерб побережью в Североафриканской и Итальянской кампаниях, обстреливали Геную, и я знал, что мы убиваем людей, но это было нашей работой. Вероятно, после войны все начинают смотреть на эти вещи более реалистично, и начинаешь относиться к этому по-другому... Война – это война, что тут сделаешь? В то время мы верили, что защищаем себя. И русские верили в это, когда сражались до последнего человека в Сталинграде...

 

Возврат к содержанию